Грамматика ностратического глагола

> > Ностратический глагол
Части ностратической речи: Глаголы | Прилагательные | Существительные | Числительные | Наречия | Местоимения | Предлоги | Частицы Аффиксы
Реконструкции Иллич-Свитыча: ностратическо-русский | русско-ностратический | по темам | частицы и аффиксы
Словники Бомхарда: ! (ʔ) | ? (ʕ) | A (!- и ?-) | B | D, Dj, Dz | G, Gj, Gw | H | Kh, Kjh, Kwh, K', Kj', Kw' | L | M | N, Nj | Ph | Qh, Q', Qw' | R | S, Sj, Sw | Th, Tjh, T', Tj'; Tl', Tlh; Ts, Ts' | W | Y || по темам | подтверждено
Евразийский словарь Старостина: | | A | B | C, C' | Č, Č' | D, Dʷ | E | G | H, Hʷ | I | J | K | L | | M | N | Ń | Ŋ | O | P | Q | R | S | Š | T | U | V | W | X | Z | Ʒ | Ž | Ǯ

Обзоры праязыков-потомков: Афразийскийсемитским и египетским) | Дравидский | Индоевропейский (со славянским) | Картвельский | Нивхский | Урало-сибирский | Уральский | Эламский
Лексика праязыков-потомков: Афразийскаясемитской) | Индохеттская ( с балтийской и славянской )

Кел-хэ вете-и хакун кэхла, Калаи палха-ка на ветэ, Ся да а-ка эйа элэ, Я-ко пеле туба вете
("Язык - это река времени..." - стихотворение Иллича-Свитыча на ностратическом праязыке)

Материалы раздела основаны на статьях из книги Бабаева "Происхождение индоевропейских показателей лица". При наличии материалов других авторов они будут включаться в обсуждаемые главы.

Разделы страницы о глагольной грамматике ностратического праязыка:

Также читайте о личных местоимениях и частицах праностратического языка и о праиндоевропейской глагольной морфологии.


Исследования показателей лица в ностратическом языкознании

На основе: К. В. Бабаев. Происхождение индоевропейских показателей лица. Глава 5. Опыт реконструкции парадигмы показателей лица в ностратическом языке. § 26.

Сравнительно-исторические исследования личных местоимений в ностратических языках являются очень серьёзным инструментом для обоснования ностратической гипотезы в целом. Забавно отметить, что в различных трудах по критике дальнего родства – и не только ностратического, но и, на пример, алтайского – авторы (такие, как Дж.Клосон [Clauson 1972]) старательно обходят вопрос соотношения личных местоимений в различных языках Евразии. Любые лексические схождения можно при желании объявить заимствованиями, но как даже типологически объяснить заимствования целых парадигм (таких, как урал. *mi, *min-, *si, *sin- ~ алт. *bi, *mn-, *si, *sn-), удовлетворительного ответа у противников ностратической теории пока не нашлось.

Но для того, чтобы личные показатели действительно легли в основу ещё одного надёжного доказательства генетического родства ностратических языков, необходима максимально аккуратная и выверенная реконструкция их парадигмы в праязыке. Между тем опыты реконструкции системы ностратической морфологии в истории сравнительного языкознания, на которые сегодня может опираться дальнейший анализ, нельзя назвать многочисленными. На сегодняшний день нет общепринятого объяснения грамматической структуры праязыка, и исследование идёт в основном в направлении анализа отдельных личных показателей.

Можно назвать лишь несколько монографий, в которых делается попытка проанализировать морфологическую систему ностратического праязыка в целом, однако глубина и качество анализа в них не представляется удовлетворительными.

Критика реконструкций Бомхарда и Гринберга

Речь идёт прежде всего о недавнем фундаментальном труде Аллена Бомхарда (Bomhard 2003), которому предшествовал ряд более ранних работ, в т.ч. совместно с А. Кернсом (Bomhard - Kerns 1994). При подготовке работы использован гигантский объём материала, привлечены сотни источников литературы. Ошибкой автора, однако, является прежде всего методология. Так, при нерешённости вопроса о составе ностратической макросемьи автор предпочёл слить воедино данные языков ностратического «ядра», генетическое родство которых не подлежит сомнению - индоевропейских, уральских, алтайских, дравидийских, картвельских - с языками, представляющими более удалённую степень родства (афразийские, чукотско-камчатские, эскимосско-алеутские), а также совсем уж сомнительными данными таких языков, как эламский, шумерский, этрусский, нивхский. В результате в качестве «ностратического праязыка» А. Бомхарда читатель получает продукт, замешанный из языковых данных различного синхронного уровня и наполненный неясной, малоизученной фактурой. Вполне естественно, что научная надёжность такого продукта вызывает справедливые сомнения.

Отдельной критике подвергается система фонологической реконструкции А. Бомхарда, проведённая недостаточно глубоко и потому вызывающая массу нареканий у сторонников строгого метода восстановления фонетических соответствий.

При анализе семантики сопоставляемых лексем возникает явственное впечатление, что автор весьма произвольно «притягивает» друг к другу данные разных языковых семей исключительно для подтверждения своих фонетических предположений. Элегантная критика такого, совершенно недопустимого в изучении дальнего родства подхода содержится, к примеру, в (Хелимский 2000: 476-480).

В итоге исследование А. Бомхарда в области морфологии представляет интерес для изучения с точки зрения объёма собранных языковых фактов, но не практической значимости результата. Данные раздела «Морфология» (Bomhard 2003: 429-538) можно использовать, таким образом, в качестве строительного материала, но никак не готового изделия.

Другим масштабным произведением, в котором автор сделал попытку свести воедино данные морфологического анализа ностратических языков, является труд Дж. Гринберга (Greenberg 2000). Выше уже отмечалось, что Дж.Гринберг использует несколько отличный от традиционной ностратики набор языковых семей для реконструкции «евразийского» праязыка. В том числе и поэтому, к сожалению, методологические ошибки А.Бомхарда повторяются и в данном исследовании.

Кроме того, оба анализа - и это, пожалуй, является основным недостатком всех существующих трудов по ностратической морфологии - ограничиваются перечислением отдельных морфем, их реконструкцией и выделением набора синтаксических значений. При этом не делается попыток выстроить логичные, типологически оправданные парадигмы морфологических подсистем - в том числе и системы личных показателей.

Необходимые этапы дальних сравнений

Такой описательный подход вполне оправдан для словарных трудов, учитывая особенно тот факт, что ностратические лексемы от морфем на данном этапе исследований неотделимы. Основополагающие работы В.М.Иллич-Свитыча (1971, 1976, 1984) [3 тома "Опыта сравнения..."] и А.Б.Долгопольского (Dolgopolsky 1984, 2005) и особенно «Ностратический словарь» последнего (ND) также придерживаются описательного принципа и не дают обобщённого парадигматического анализа морфологии. Этот принцип, безусловно, логичен на первом этапе исследований, когда внимание уделяется реконструкции отдельных морфологических показателей. Однако за этой реконструкцией не следует восстановление парадигматической модели, а без неё реконструированные данные остаются лишь нагромождением маркеров, не связанных друг с другом логикой языка.

Исследование такого рода, по нашему убеждению, должно включать в себя три стадии:

  1. анализ материала максимально возможного количества языков-потомков, проверка реконструкции форм личных показателей «промежуточных» праязыков (напр., германского, индоевропейского) и реконструкция материальной формы и семантических значений праязыкового показателя;
  2. построение полноценной и подтверждённой типологическими параллелями парадигмы на основании как реконструированных ранее отдельных показателей, так и сравнения засвидетельствованных комплексных парадигм в языках потомках;
  3. реконструкция путей развития и трансформации парадигмы в языках-потомках от праязыка к исторически засвидетельствованным формам, с привлечением данных диахро нической типологии.

Недостатки, проистекающие из пренебрежения этой последовательностью анализа, хорошо заметны при взгляде на существующие реконструкции показателей лица в ностратических языках. К примеру, А.Б.Долгопольский восстанавливает для праязыка (логично предположить, что имеется в виду некое синхронное состояние) 3 личных местоимения со значением «я», 4 со значением «мы» и 4 со значением «ты». Как соотносятся между собой 4 синонимичных «я» А.Бомхарда, не объясняется, хотя вряд ли автор готов с ходу назвать хоть один известный язык ностратической макросемьи, в котором синхронно существовала бы такая ситуация (при том, что в языках мира такое, безусловно, встречается, но во всех случаях имеет своё объяснение).

Безусловно, огромный разброс - как географический, так и хронологический - языковых данных даёт почву для такого рода предположений. Но что делать с набором отдельных показателей, реконструируемых на базе корпуса множества языковых данных разного хронологического уровня? Ответ на этот вопрос должен быть логически и, опять же, доказательно увязан в рамках единой системы. Должны быть найдены ответы на множество вопросов, включая противопоставление персональных маркеров по числу, категории инклюзивности / эксклюзивности, роду или классу, или степени вежливости [вот это интересно!], а также о наличии и соотношении в языке связанных и независимых показателей лица.

Публикации с реконструкцией парадигм

На сегодняшний день можно отметить несколько публикаций, где делаются попытки построить такого рода парадигматическую структуру:

  1. Прежде всего выделим уже упоминавшуюся небольшую статью Л. Палмайтиса (1972), содержащую гипотетические данные, далеко небезукоризненные с фонетической точки зрения, но сущностно очень прогрессивные - именно в этом исследовании, по-видимому, впервые делается предположение о двух сериях личных показателей в ностратическом праязыке;
  2. исследование Вяч. Вс. Иванова (1981), где с опорой на данные внешнего сравнения автор даёт возможность реконструкции первоначальной системы личных местоимений в праиндоевропейском;
  3. наконец, качественный анализ в статье В. Блажека (Blaek 1995) - к сожалению, предельно сжатой и схематичной, а потому содержащей немало фактов, нуждающихся в подробном обосновании.
  4. Жаль, К. В. Бабаев только критикует, но не приводит реконструкции А. Бомхарда [И.Г.]:
    1. First Person Singular *mi (~ *me),
    2. First Person Plural (Inclusive) *ma (~ *mə),
    3. First Person *kºa (~ *kºə),
    4. First Person *ħa (~ *ħə),
    5. First Person Singular *na (~ *nə),
    6. First Person Plural Exclusive *na (~ *nə),
    7. First Person (Postnominal Possessive/Preverbal Agentive) *ʔiyaж
    8. Second Person *tºi (~ *tºa), (Oblique Forms) *tºa (~ *tºə),
    9. Second Person *si (~ *se),
    10. Second Person *ni (~ *ne) and/or *na (~ *nə),
    11. Pronominal Stem of Unclear Deictic Function *-gi (~ *-ge)ж
    12. Deictic Particle (A) *ʔa (~ *ʔə) (Distant), (B) *ʔi (~ *ʔe) (Proximate), and (C) *ʔu (~ *ʔo) (Intermediate)
    13. Deictic Particle (A) *kºa (~ *kºə) (Proximate), (B) *kºu (~ *kºo) (Distant), and (C) *kºi (~ *kºe) (Intermediate)
    14. Deictic Particle (A) *tºa (~ *tºə) (Proximate), (B) *tºu (~ *tºo) (Distant), and (C) *tºi (~ *tºe) (Intermediate);
    15. Deictic Particle *ša (~ *šə),
    16. Deictic Particle *na (~ *nə), *ni (~ *ne),
    17. Deictic Particle *t¨ºa (~ *t¨ºə);
    18. Anaphoric Pronoun Stem *si (~ *se).

Процессы трансформации парадигмы личных показателей в ностратических языках

На основе: К.В. Бабаев. Происхождение индоевропейских показателей лица. Глава 5. Опыт реконструкции парадигмы показатлей лица в ностратическом языке. § 29.

Свидетельства языков – потомков ностратического демонстрируют различные пути трансформации и развития реконструируемой нами парадигмы показателей лица. Направления этой трансформации являются естественными языковыми процессами и находят параллели в диахронической типологии. Одним из них является известный типологический процесс выравнивания личных местоимений в составе парадигм. Личные местоимения-«соседи» по парадигме нередко уподобляются друг другу как по горизонтали (формы прямого и косвенных падежей), где они чрезвычайно часто полностью уподобляются друг другу, так и по вертикали (первое и вто рое лицо), где они «рифмуются» друг с другом по вокализму, ударению, количеству слогов. Латинское соотношение ns – vs ‘мы – вы’, финское min – sin ‘я – ты’, турецкое ben – sen тж. представляют собой «вертикальное» рифмование в составе парадигмы, наиболее обычную ситуацию в языках мира, а формы типа венет. eo – meo ‘я – меня’ и гот. ik – mik тж. заставляют предположить, что падежное рифмование существовало уже на праязыковом уровне.

Эти процессы можно предположить и для ностратическо го праязыка и его потомков. В индоевропейском втором лице интранзитивное местоимение *tV вытеснило транзитивный показатель *si, сохранившийся лишь в глагольной системе; в первом же лице, напротив, в ряде индоевропейских языков происходит обратный процесс - вытеснение изолированного личного местоимения номинатива *eg’Ho(m) косвенной формой *me- - что произошло и во многих других языках ностратической макросемьи. В этом конкретном случае роль, по-видимому, сыграла универсализация *me как показателя первого лица.

Примеры взаимного уподобления форм разных лиц типа латинского ns - vs или чувашского ep - es также свидетельствуют о том, что изменения систем личных местоимений (и - шире - показателей лица) представляют собой структурные перестройки парадигм, а не хаотические сдвиги отдельных форм и граммем. Необходимо поэтому при диахроническом анализе рассматривать не отдельные показатели лица - их реконструкция может являться лишь первым этапом исследования - но системы показателей в комплексе. Именно отсутствие системного, парадигматического подхода при описании ностратических местоимений являлось причиной неудач многих предыдущих исследований.

Во многих языках ностратические соотношения были на рушены в связи с коренной перестройкой морфологии, в ходе которой многие показатели могли выпасть из системы или испытать сдвиг значения в связи с модификацией синтаксического строя. Ностратический показатель интранзитива статива первого лица *qV в алтайских языках повсюду отмирает в связи с элиминированием старого перфекта, и лишь в тюркских языках его след рудиментарно сохраняется - вполне логично - в парадигме претерита (ср. параллель в эскимосско-алеутских языках, которые в последнее время принято сближать с алтайскими). Дальнейшее выравнивание парадигмы вполне может привести к исчезновению и его, как это и происходит в историческое время в ряде тюркских языков, выравнивающих две серии пратюркских личных аффиксов.

Фонетические процессы, обычные при грамматикализации, также существенно видоизменили первоначальное состояние показателей лица. Сильно затемнены многие фонетические процессы, в частности, приведшие в ряде языков к смешению близких по месту образования фонем *s и *t в анлауте в различных ностратических языках (напр., в уральских, алтайских), в то время как на ностратическом уровне этого смешения не отмечается. Как известно, фонетическое развитие в рамках грамматикализации всегда приводит к укорачиванию и звуковому выравниванию морфем, особенно связанных, и ностратические языки не явля ются исключением.

Важно также указать, что местоимения, хотя и принадлежат к числу наиболее стабильных единиц базовой лексики языка, не являются вечными и точно так же подвержены выпадению и замене, как и другие лексемы. Ошибкой многих исследователей ностратики (в т.ч. А. Бомхарда, Дж. Гринберга, отчасти А. Б. Долгопольского) является именно подход к местоимениям как к «извечной» категории - что не может не приводить к реконструкции десятка параллельных форм одного лица и числа с неясными синтаксическими различиями.

По нашему же мнению, члены парадигмы показателей ли ца, как и любой элемент морфологии, со временем начинают испытывать давление новых форм и формировать новые па радигмы. Это особенно касается связанных приглагольных форм показателей лица, произошедших из прежде независи мых ностратических лексем. В процессе грамматикализации эти маркеры, прежде употреблявшиеся независимо, трансформируются в клитические, а затем и аффиксальные фор мы, в то время как на их месте могут возникнуть новые независимые местоимения. «Новые формы конкурируют с более старыми, потому что кажутся более выразительными, чем те, что имелись ранее. Эта конкуренция позволяет и даже спо собствует угасанию или потере более старых форм. Свидетельства письменного языка скорее подтверждают точку зрения о сосуществующих и конкурирующих друг с другом формах и конструкциях, нежели о циклах утери и обновле ния» (Hopper - Traugott 2003: 124).

Этим процессом объясняется принятие в домен показателей лица новых и новых лексем, которые мы видим в раз личных ностратических языках. Источниками новых местоимений являются независимые лексические единицы: как уже подробно описывалось выше в Главе 1, а также при анализе показателя *nV (§ 16), это могут быть имена (индонез. saya ‘я’ < малай. sahaya ‘слуга’) (Cysouw 2003: 13), сочетания с именем (исп. Usted ‘Вы’ < vuestra merced ‘ваша милость’; поль. pan ‘господин’ > ‘Вы’), другие местоимения (тибет. rang ‘сам’ > ‘я’), а также числительные, к которым относится и индоевропейский личный показатель 1-2 л. дв.ч. и мн.ч. *we/o-. В семантическую сферу личных местоимений могут добавляться (в т.ч. в качестве связанных морфем) демонстративные, анафорические и прочие частицы, которые со временем, безусловно, затемняют первоначальную картину праязыкового состояния. При их анализе очень важно от делять рудименты древнего состояния от инноваций, а не сводить все показатели к единому синхронному состоянию.

В качестве ещё одного процесса, трансформирующего систему показателей лица, можно назвать процесс контаминации морфем в системах личных местоимений и глагольных аффиксов. Это явление, классическим случаем которого является построение множественного числа с помощью плю ральных маркеров (индоевропейское *-s), а двойственного числа с помощью добавления числительного «два», широко засвидетельствовано в ностратических языках. Существуют и более редкие случаи контаминации, напр. приводимый Г. Корбеттом пример новоиндийского языка майтхили: tohar bp aelth-un твой отец пришёл.3. ‘пришёл твой отец’. В этом предложении глагол содержит персональный аффикс, выражающий как второе лицо (адресата), так и третье (субъекта высказывания), причём разных стилей вежливости (Corbett 2006: 61). Разумеется, речь здесь идёт о поздней контаминации, а не об индоарийском архаизме.

Сочетания маркеров разных лиц - также один из приме ров контаминации при образовании, например, инклюзива, ср. уже цитировавшиеся в данной работе монгольскую фор му bida < *bi-ta ‘я и вы’ и тунг. biti, miti, маньч. muse с инк люзивным значением.

Плюральность ностратических показателей лица

На основе: К.В. Бабаев. Происхождение индоевропейских показателей лица. Глава 5. Опыт реконструкции парадигмы показатлей лица в ностратическом языке. § 30.

Отдельным вопросом является проблема противопоставления ностратических показателей лица по числу. Рассмотренные нами рефлексы не позволяют постулировать изначальный признак определённого числа ни для одного из реконструированных показателей лица. Все корневые лексемы, обозначавшие лицо, употреблялись и в единственном, и во множественном числе: если плюральность и обозначалась, то это происходило факультативно или на уровне отдельных диалектов. Ни супплетивизма показателей разных чисел, который мы видим в индоевропейских или картвельских языках, ни стандартизованных аффиксальных форм плюралиса, восстанавливаемых для индоевропейского праязыка, мы в ностратическом не видим.

Обычный метод образования множественного числа в ностратических языках – с помощью аффиксации. Так происходит в дравидийских, алтайских, частично индоевропейских языках. Тот же механизм – в палеоазиатских языках, как и в языках других народов Евразии. Типологически эта черта характерна для языков Северной и Восточной Азии, и везде, по-видимому, её более древним состоянием является клитизация прежде независимых лексем, грамматикализованных для обозначения множественности. Эта черта, возможно, развивается уже в ностратическом праязыке, но, тем не менее, материальное выражение плюральных частиц во всех ностратических языках разнится.

Во многих случаях плюральный маркер местоимений не соответствует именным формантам множественного числа, что для языков мира является нормальным: как писал Э. Бенвенист, «в подавляющем большинстве языков местоименное множественное число не совпадает с именным» (Benvesniste 1966: 233) [интересная грамматическая универсалия]. Тем не менее при оформлении парадигм влияние имён приводит к взаимным заимствованиям морфологических показателей – как из местоимений в имя, так и обратно, что хорошо видно на примере индоевропейских падежных парадигм. Не являются исключением и показатели множественности.

Типологическая параллель вполне может объясняться конвергентным влиянием между кавказскими и индоевропейскими языками, создавшим синтаксические схожести, отмечаемые многими исследователями (Kortlandt 2002). В уральских языках обозначение плюральности осуществлялось с помощью различных вариантов огласовки того же корня.

То, что местоимения единственного и множественного числа для ностратического праязыка восстанавливаются в одном и том же материальном облике, вовсе не является типологически уникальным. Можно назвать немало языков мира, где наблюдается аналогичная парадигма: североамериканский язык марикопа (семья юма), древнеяванский (кави), новогвинейский язык салт-юи (Salt-Yui), а также классический древнекитайский язык. Существует и ряд более экзотических случаев такого типа – к примеру, в американском языке керес существует лишь два личных местоимения hnum ‘я’ и hium ‘ты’, других местоимений просто не существует (Siewierska 2004: 79; Cysouw 2003: 83-84, 116 117).

Среди современных ностратических языков подобные явления тоже не редкость. К примеру, в ряде монгольских языков, где личная флексия глагола находится в стадии форми рования, часто парадигма личных аффиксов состоит из двух форм – первого и не-первого лица, без каких-либо различий по числу: баоан. jу-джi ‘иду, идём’, jу-джо ‘идёшь, идёт, идёте, идут’ (Тодаева 1997: 32). Надо отметить, что неразличение числа в парадигме местоимений особенно характерно для языков изолирующего типа, где плюральность выражается лексическими средствами, что ставит перед нами ещё один важный вопрос – о степени аналитизма морфологии ностратического праязыка.


Главная
Ностратическая грамматика: Синтаксис и общая морфология | Именная грамматика | Глагольная грамматика | Труды о ПН грамматике
Родственное: Ностратические местоимения | Ностратические языки
Вспомогательное: Праиндоевропейская грамматика | Праславянская грамматика

© «proto-nostratic.ru», 2012.
Дочерний веб-проект Сайта Игоря Гаршина.
Автор и владелец сайтов - Игорь Константинович Гаршин (см. Curriculum Vitae автора).
Пишите письма ( Письмо Игорю Константиновичу Гаршину).
Страница обновлена 18.02.2023
Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика